«Без евреев, без армян расцветет Азербайджан!»: 31 год бакинскому «черному январю»

22 января 2021, 14:07 — Общественная служба новостей — ОСН

Бакинский «черный январь», как почти сразу же окрестила произошедшее в столице Азербайджана зимой 1990 года советская пресса, стал тем Рубиконом, после которого возвращение в мирное общежитие народов в рамках СССР стало невозможным. Да и самому Союзу оставалось розоветь на политической карте мира чуть меньше двух лет…

События января 1990 года до сего дня так и не получили однозначной оценки. В Азербайджане 20 января официально считается Днем траура и памяти по «сложившим головы борцам за свободу и независимость». Но это лишь малая часть правды, которая, словно надводная часть айсберга, у всех на виду. Но именно она легла в основу новой государственности постсоветского Азербайджана: новое время – новые герои.

При этом позабыта другая, не менее жестокая и пронзительная, правда. А состоит она в том, что тысячи людей в погонах, которые честно и до конца выполнили свой воинский долг, встав неприступной стеной на пути вооруженных национал-экстремистов, до сих пор так и не смогли отмыться от клейма «жандармов» и «карателей», воевавших против «мирных граждан». Тогда политики, как часто бывает, умыли руки, подставив под удар армию. И эта правда из тех, что колет глаза. Не оттого ли многие даже по прошествии более чем 30 лет предпочитают о ней не вспоминать?

Разрубить гордиев узел

К началу 1990 года на союзной карте тревожно мигала уже целая гирлянда красных лампочек межнациональных конфликтов. «Лидерство» среди беспокойных регионов уверенно удерживали республики Закавказья, и логическим продолжением кровавой цепочки Сумгаит, Степанакерт, Ереван, Тбилиси стали бакинские события. Неуправляемые процессы в государстве росли и ширились, межнациональные конфликты все более приобретали очертания войн со всеми их атрибутами.

Именно такой пожар подспудно тлел в азербайджанской столице. С конца 1989 года в бакинском воздухе пахло кровью. Кровь – издавна разменная монета политики. Когда на нее появляется спрос, за предложением дело не станет. Слишком многим в тогдашнем Азербайджане (и, видимо, в Москве) требовалось, чтобы пролилась кровь, появились жертвы. Одним – чтобы всколыхнуть таким образом общественное мнение и повернуть его против «репрессивного Центра». Примеры Народных фронтов в Грузии и Прибалтийских республиках показывали, что, чем острее и драматичнее противостояние с Москвой, тем больше возможностей у национальных элит рекрутировать новых сторонников. Другим было важно спровоцировать союзные власти на силовую акцию, чтобы смыть с азербайджанских националистов пятно сумгаитского погрома. Третьим хотелось преподать урок «серьезной» государственной политики Горбачеву, дать ему понять, что нерешительность и слабовластие в управлении таким государством, как Советский Союз, недопустимы и непростительны.

Когда столь разные силы приходят к выводу, что завязавшийся политический узел способно разрубить только насилие, ждать его вспышки недолго – к услугам и политиков, и экстремистов всегда вдоволь фанатиков всех мастей, всевозможных «фундаменталистов» и провокаторов. К драме января 1990 года Москву и Баку подталкивали и покинувшие Армению тысячи беженцев, осевших в бакинских пригородах, в школах и пионерлагерях, и углублявшийся конфликт вокруг Нагорно-Карабахской автономной области, и, разумеется, азербайджанские националисты, упрекавшие своих сограждан в том, что те отстают от армян и грузин, являясь послушными вассалами Кремля.

Беснующиеся, скандирующие националистические лозунги многотысячные толпы стали для Баку обычным явлением. Ярким примером «народного творчества» тех дней может служить одна из речевок, наиболее популярная среди демонстрантов: «Без евреев, без армян расцветет Азербайджан. Русские – в Рязань, татары – в Казань».

blockquote

Начиная с ноября 89-го почти по всему Азербайджану, и в особенности в его столице, шли нескончаемые митинги, организованные Народным фронтом. Беснующиеся, скандирующие националистические лозунги многотысячные толпы стали для Баку обычным явлением. Ярким примером «народного творчества» тех дней может служить одна из речевок, наиболее популярная среди демонстрантов: «Без евреев, без армян расцветет Азербайджан. Русские – в Рязань, татары – в Казань». Противостояние с союзной властью принимало все более вызывающие формы. Было предпринято несколько попыток разрушить пограничные сооружения на советско-иранской границе, начались перехваты дальнобойных грузовиков, курсировавших по дорогам, остановки поездов с последующим разграблением.

Местные и союзные власти безучастно, словно загипнотизированные, взирали на происходящее. Бесчисленные заседания, шифровки в Центр и обратные звонки, призывы договариваться, «профилактические» увещевания лидеров Народного фронта, которые уже и сами теряли контроль над событиями – все это больше напоминало бесполезную возню. Переброшенный на всякий случай, в помощь местной милиции, дополнительный контингент внутренних войск МВД СССР (примерно 11 тысяч человек), в происходящее в республике тоже особо не вмешивался: то ли из-за отсутствия команд, то ли из-за того, что азербайджанское руководство разделилось между теми, кто сочувствовал националистам, и теми, кто ждал, чем все кончится. Как и нетрудно было предугадать, все кончилось скверно.

Пламень вырвался наружу зимой 1990 года. 13-15 января по Баку прокатилась лавина антиармянских и антирусских погромов. Газеты, телевидение буднично повествовали о том, что в Баку опять резня. Называлось количество жертв. Мировая и союзная общественность вяло и дежурно протестовала. Но даже после этого Горбачев продолжал колебаться и оттягивать принятие решения о введении армии. Только когда из Баку пошли сообщения о зверствах разбушевавшейся толпы – людей выбрасывали с верхних этажей многоэтажных зданий, обливали бензином и поджигали, – когда перед осажденными зданиями ЦК и правительства на площади Ленина воздвигли виселицы, Горбачев смирился с неизбежным. В Баку на усмирение беспорядков были откомандированы Д. Язов и В.Бакатин. Министры потребовали не только устного поручения главы государства, но и юридического мандата: указа о введении чрезвычайного положения. Горбачев попробовал было, как и в случае с Карабахом, укрыться за расплывчатой фразой «будете действовать по обстановке». Но, когда оба министра отказались без указа вводить войска, а из Баку, словно с палубы тонущего корабля, раздался очередной SOS о подготовке обезумевшей толпы к штурму здания ЦК, он решился: «Летите, указ придет следом». Это промедление аукнулось уже спустя сутки: руководители Народного фронта почти сразу же объявили решение о вводе войск и введении чрезвычайного положения в республике незаконным, противоправным. Кроме того, задержка с обнародованием указа дала повод лидерам национал-экстремистов заявлять, что документ был подписан лишь после «учиненной армейскими подразделениями и спецназом бойни».

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА CCCP
«О введении чрезвычайного положения в городе Баку»
В связи с резким обострением обстановки в городе Баку, попытками преступных экстремистских сил насильственным путем, организуя массовые беспорядки, отстранить от власти законно действующие государственные органы и в интересах защиты и безопасности граждан Президиум Верховного Совета СССР, руководствуясь пунктом 14 статьи 119 Конституции СССР, постановляет: Объявить с 20 января 1990 года чрезвычайное положение в городе Баку, распространив на его территорию действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1990 года.

Председатель Верховного Совета СССР М.Горбачев
Москва, Кремль. 19 января 1990 г.

Сквозь баррикады

Вечером 19 января в Баку был взорван энергоблок телецентра, и даже умеренные руководители Народного фронта, собиравшиеся призвать население, и, прежде всего женщин и детей, уйти с улиц и площадей, потеряли эту последнюю возможность. Живой, яркий, темпераментный южный город преобразился до неузнаваемости: угрюмый и подавленный, захламленный, со следами боевых действий и ненавидящими всех и вся людьми. Баку в эту крещенскую ночь больше напоминал осажденную крепость. Вконец распоясавшиеся погромщики, поддерживаемые руководителями НФА, блокировали находящиеся на территории города военные городки, базы, штаб и части Каспийской флотилии. Боевики неоднократно предпринимали попытки захвата складов с боеприпасами, баз хранения вооружения и техники.

К моменту вхождения войск обстановка в столице республики была накалена до предела. На улицах хозяйничали вооруженные и специально подготовленные для ведения боевых действий в условиях города группы боевиков, которые координировались Народным фронтом. Милиция, большая часть которой была укомплектована азербайджанцами, безучастно взирала на творящиеся беспорядки, а некоторые сотрудники даже открыто примыкали к экстремистам. Части внутренних войск, блокированные в местах дислокации, сами, по сути, оказались в положении заложников.

Одурманенные националистической пропагандой и умело подогреваемые провокаторами многотысячные толпы митингующих не только не желали расходиться, но напротив, активно готовились к встрече войск: возводили баррикады, формировали живые заслоны для «русских танков». Республиканские власти бездействовали: в те часы стало абсолютно очевидно, что оказать какое-либо влияние на сложившуюся критическую ситуацию люди, осажденные в Доме правительства, уже не могут. Подавляющее же большинство бакинцев, те, кому даже в эту ночь не изменил здравый смысл, ждали развязки событий, находясь в собственных домах и квартирах, не желая ввязываться в преступную и смертельно опасную авантюру, разворачивающуюся на полутемных улицах.

Войска входили в город с трудом: вся дорога от аэропорта «Бина», куда самолетами военно-транспортной авиации доставлялись части и подразделения ВДВ, до центра Баку была блокирована грузовиками, автобусами, металлическими ежами, конструкциями, баррикадами. Десанту потребовалось много времени и усилий, чтобы выполнить поставленную задачу. Все говорило о том, что сопротивление было тщательно спланировано, организовано и управлялось умелой рукой из единого центра.

Вот что вспоминал о первых тревожных часах операции покойный ныне Александр Лебедь: на тот момент он командовал Тульской воздушно-десантной дивизией.
«Все было, как всегда: строго в установленное время колонны полков совершили марши на аэродромы, споро и организованно загрузили технику. Первым ушел на Баку 137-й гвардейский Рязанский парашютно-десантный полк. Я взлетел с первым самолетом Тульского полка. …Январь, зима, светает поздно, темнеет быстро. Самолет, в котором я летел, приземлился в густых сумерках на аэродром, что в 30 километрах от Баку. Кругом ненавязчиво постреливали. Встретили меня начальник штаба дивизии полковник Н. Нисифоров и командир Рязанского полка полковник Ю. Наумов. С ними был какой-то летный начальник, который тут же торопливо доложил, что по фюзеляжу одного из самолетов прошлась длинная очередь, потерь нет, самолет вроде тоже серьезно не поврежден, но более детально об этом можно будет судить только утром.

Начальник штаба доложил обстановку: «Рязанцы и костромичи выгрузились, построились в колонны. Выслали разведку и выставили охранение. К действиям готовы! Въезды на аэродром забиты КамАЗами, КРАЗами с бетонными блоками и щебнем. Прикрыты эти импровизированные баррикады нагло ведущими себя группами численностью от 50 до 150 человек. Стрелковое оружие имеется, но относительно немного. Кроме того, подвижные группы на легковых автомобилях катаются по периметру аэродрома, обстреливают приземляющиеся и взлетающие самолеты. Группы противодействия высланы».

…за воротами КПП аэродрома во мраке – контуры большегрузных машин; между ними мелькают силуэты людей, у некоторых в руках автоматы, двустволки; раздаются мат, вопли. Я попытался вступить с ними в переговоры:
– Мне надо пройти, и я пройду. Армия – это не кошка, которую поймали за хвост: визжит, царапается, а сделать ничего не может. Мир вашим домам, освободите проход, я гарантирую, что ни один волос не упадет с вашей головы. В ответ истерическое: «Вы не пройдете… Мы все ляжем, но вы не пройдете…»
Пока мы так мило разговаривали, под покровом темноты на аэродроме кипела работа. В трехстах метрах (справа и слева от КПП) саперы резали проволоку аэродромного ограждения, готовили проходы для машин. Колонны двух рот с потушенными фарами выдвигались в исходное положение. На броне каждой роты десантом сидела еще одна рота. Хорошо груженные «Уралы» готовились к работе в качестве тягачей и толкачей. Что это такое? На бампер «Урала» крепились 2 – 3 больших бревна, к ним 2 – 3 ската. На лобовом стекле – панцирная сетка, от пуль не спасет, а от камней и гранат – очень даже. Водители и старшие машин в касках и бронежилетах, окна открыты, у старшего – автомат наготове, у водителя – на коленях.
Прибывший офицер доложил мне шепотом, что все готово! Я подвел итог разговору: «Ну, черт с вами, я вас предупредил». В ответ улюлюканье, свист, ликующее злорадное гоготанье.
Как всегда в таких случаях – обмен впечатлениями о мнимо одержанной победе.
– Вперед! – приказал я.

Через проделанные проходы роты вырвались на шоссе. В считанные секунды замкнули клещи. Десант спешился и с криком «ура», стреляя в воздух в целях создания паники, атаковал с двух направлений.
Не ожидавшие такого свинства «победители» с воплями разбежались по находящимся на противоположной стороне дороги виноградникам, но не все: 92 человека были отловлены, сбились в кучу. От былого торжества не осталось и следа. Убитых и раненых не было. На земле валялось оружие, хозяев у него, естественно, не нашлось. Ведь ночью все кошки серы. «Уралы» растащили и растолкали КРАЗы и КамАЗы. Путь был свободен».

Улицы полны неожиданностей

О том, что войскам в Баку было оказано серьезное сопротивление, свидетельствует хотя бы тот факт, что в период с 20 января по 11 февраля погибли и скончались от ран около 140 экстремистов-боевиков и более 50 военнослужащих Советской Армии. Нетрудно подсчитать, что соотношение потерь составляло почти один к трем. И это, учитывая неоспоримое преимущество вооруженных, экипированных и подготовленных армейских частей перед якобы «мирными и безоружными» бандитами из НФА! Такого неблагоприятного для войск соотношения не было даже при первом штурме Грозного зимой 95-го!

К городу войска продвигались тяжело. Примером может служить все та же Тульская дивизия: десантникам в общей сложности за те 30 километров, что отделяли Баку от аэропорта, пришлось преодолеть 13 баррикад разной степени плотности. В среднем – одна на 2 – 2,5 километра. По словам участников событий, дважды экстремисты применяли такой прием: по шоссе, где предстояло пройти полку, запускался наливник тонн на пятнадцать. Задвижка открыта, на асфальт хлещет бензин. Когда топливо полностью выливалось, а бензовоз исчезал во мгле, из окружающих виноградников на дорогу летели факелы.

Из воспоминаний комдива Александра Лебедя: «Колонну встречает сплошное море огня. Ночью эта картина особенно впечатляет. Колонна начинает с двух сторон, по виноградникам, по полям обтекать пылающий участок; из виноградника гремят выстрелы; роты скупо огрызаются».
Эти тридцать километров до азербайджанской столицы стоили голубым беретам семерых с пулевыми ранениями и трех десятков травмированных кирпичами, арматурой, трубами, кольями. К 5 часам утра полки овладели назначенными им районами. С востока, со стороны аэродрома «Насосная», в город вошла Псковская воздушно-десантная дивизия. Кроме десантников в операции принимали участие несколько мотострелковых соединений, многие подразделения которых были укомплектованы резервистами, призванными из Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев, десантно-штурмовые бригады и бригада специального назначения, отдельная дивизия особого назначения Дзержинского, подразделения морской пехоты Черноморского Флота и моряки Каспийской флотилии – всего порядка 2000 военнослужащих.

Особо ожесточенные столкновения войсковых подразделений с экстремистами происходили в районе Сальянских казарм: войска, продвигавшиеся под прикрытием бронетехники вглубь города, деблокировали находящиеся здесь части бакинского гарнизона. Действия десантников и мотострелков затрудняли толпы митингующих, заполонившие прилегающие улицы и переулки, а также возведенные здесь же импровизированные баррикады. С крыш близлежащих высоток, провоцируя военнослужащих на ответную стрельбу, «работали» снайперы боевиков, из темноты то и дело летели камни, палки. Вспоминает офицер армейского спецназа, непосредственный участник событий:

«Ворота Сальянских казарм распахиваются, и оттуда, сминая жалкую баррикаду, выкатывается танк, за ним цепью рассыпается пехота. Пехота, не жалея патронов, лупит вверх из автоматов, продвигается вперед, спотыкаясь об обломки баррикады. Ночное небо разрывают пунктиры трассеров, толпа с криками разбегается во все стороны. Согнали митингующих вниз по улице, загородив ее танком. Внизу размахивают азербайджанским флагом, что-то орут, с высотных домов щелкают одиночными выстрелами «воины аллаха», пехота лениво отстреливается. Картина, в общем-то, забавная. Лязг гусениц, в соседний двор вкатываются три БМДшки. Пока перекуривали, расчет БМДшки снял из пушки снайпера с соседнего дома, вместе с чердаком. А ведь дома-то жилые… Очередной «воин аллаха» ведет дуэль с точкой на верхнем этаже гостиницы «Салют». Бью из подствольника: первая граната разрывается чуть в стороне, следующая ложится аккурат в окно чердака дома напротив. Стрельба умолкает. Такая тактика борьбы со снайперами в те дни была наиболее оправданной, просто и эффективно».

Примерно в то же время на Шиховском пляже был высажен десант. Морские пехотинцы, не применяя оружие на поражение, выдавили боевиков Народного фронта с высоток в районе Волчьих ворот. Экстремисты отчаянно огрызались, несколько моряков-черноморцев и каспийцев, принимавших участие в высадке, получили огнестрельные ранения. Столкновения вооруженных бандформирований с воинскими подразделениями в городе и его окрестностях шли практически всю ночь.

Мерси, Баку!

К утру 20 января части и соединения, задействованные в операции, заняли все районы города. Началась непростая работа по организации комендантской службы, обустройству и отлаживанию всех систем жизнеобеспечения. На тот момент в Баку не работал практически ни один магазин, пустовали рынки, остались без электричества многие больницы, принимавшие раненых, и роддома, подходили к концу запасы продовольствия, стоял общественный транспорт, бездействовали правоохранительные органы. Столица республики была буквально парализована, и в условиях полнейшего безвластия решение всех этих проблем легло на плечи военных.

Непростая ситуация складывалась и на информационном фронте. Теле- и радиовещание после взрыва энергоблока были полностью прекращены, не выходила ни одна городская и республиканская газета. Образовавшийся вакуум быстро заполнили ползущие по городу страшные слухи, будто тысячи «борцов за свободу и независимость – шахидов», мирных жителей убиты солдатами, раздавлены танками, сброшены в море… Эту чудовищную ложь всячески подогревали агитаторы Народного фронта, стремясь посеять среди населения ненависть и недоверие к военнослужащим, вошедшим в Баку для восстановления конституционного порядка.

И непосредственно 20 января, и во все последующие дни единственным печатным СМИ, сообщавшим людям правду о положении в Баку, была газета Каспийской военно-морской флотилии «Каспиец». Военные журналисты буквально с оружием в руках сумели отстоять здание типографии, когда группа народнофронтовцев пыталась захватить и использовать для своих нужд полиграфическую базу. На страницах ставшей в те январские дни по-настоящему фронтовой газеты говорилось об истинных причинах и целях ввода войск в столицу республики, приводились реальные сведения о количестве погибших и раненных в ходе операции мирных жителей. Эти цифры, кстати, были в десятки раз меньше тех «официальных», которые называли лидеры националистов.

20 января организованное выступление незаконных вооруженных формирований было повсеместно подавлено. Но отдельные очаги напряженности, несмотря на введенный комендантский час, расставленные почти на каждом перекрестке блокпосты и постоянно патрулировавшие улицы бронемашины все же сохранялись. Бакинская бухта, например, была блокирована судами Каспийского пароходства, с парохода «Сабит Оруджев», на борту которого располагался штаб Народного фронта, велась радиосвязь со всеми блокирующими судами. Здесь же находилась вооруженная группа боевиков НФА численностью 100 – 140 человек. Для того чтобы разоружить их и захватить судно, потребовались усилия десанта.

Из воспоминаний Александра Лебедя:
«В сложившейся непростой обстановке я получил задачу захватить морской вокзал города Баку, откуда группой активистов народного фронта численностью более ста человек осуществлялась координация действий по сопротивлению войскам. В короткие сроки штаб дивизии спланировал операцию, задачу по захвату морвокзала я поставил командиру Костромского полка полковнику Е. Савилову. Согласно задаче в 4 часа 30 минут утра 24 января полк по сходящимся направлениям выдвигался на исходные рубежи и до 5 часов 30 минут (по возможности бескровно) овладевал морвокзалом. Огонь было приказано открывать только ответный, но если дело дойдет до открытия огня, отбивать охоту стрелять на всю оставшуюся жизнь…

К 7 часам утра полк без потерь с обеих сторон овладел морвокзалом. Захватил первоклассный, построенный на верфях Финляндии, пароход «Сабит Оруджев», где непосредственно располагался штаб народнофронтовцев. Задача была выполнена, но, как всегда в таких случаях, образовался ряд обстоятельств, повлекших за собой последствия разной категории сложности. Во-первых, в 7.05 с моря подошло судно «Нефтегазфлота», развернулось бортом метрах в 250 от берега, и человек 15-17 автоматчиков открыли по полку огонь. В первые секунды были тяжело ранены сержант и рядовой. Сержанту пуля попала в спину, в район поясницы, правее позвоночника, и проникла в брюшную полость. Сержанту в госпитале отмотали метра полтора кишок, но он остался жить. Рядовой получил через каску слепое ранение головы. Через месяц солдат, не приходя в сознание, скончался в госпитале. Рота, находящаяся на пирсе, ответила огнем. Командир полка принял мгновенное решение: четыре БМД-1 выползли на причал, каждая машина всадила в судно по две кумулятивные гранаты, судно загорелось. Уцелевшие боевики прыгнули в благоразумно привязанную за кормой моторку. Им дали уйти».

О нервном, возбужденном состоянии жителей города, о скрытом противостоянии свидетельствовали многочисленные факты проявления ненависти, угрозы в адрес военнослужащих и членов их семей. Особенно это чувствовалось в комендантских сводках: не проходило суток, чтобы несколько солдат, а порой и офицеров, не были травмированы прилетевшим откуда-то из мрака кирпичом, обрезком трубы. В школах детям офицеров зачастую просто угрожали физической расправой. В этих условиях большинство военнослужащих предпочли поскорее отправить свои семьи к родственникам или знакомым в Россию, как говорили тогда, «на большую землю». С родным и любимым городом, некогда являвшимся классическим примером дружбы народов, женщины и дети расставались второпях, собрав только самое необходимое. На поездах уезжать было небезопасно, поэтому пользовались, в основном, военно-транспортными самолетами и морским путем, на кораблях Каспийской флотилии. Иначе, как бегством, назвать это было нельзя.

«Нас вывозили из военного городка на открытом грузовике, – рассказывает жена военнослужащего. – Было много народу: женщины, дети, старики. Сначала удивлялись, почему борта машины обвешаны бронежилетами. Поняли лишь когда отъехали от городка несколько километров: по машине открыли огонь. Пришлось лечь на дно кузова. «Уралы» пробивались через город в направлении аэропорта. Холодная январская ночь, Ил-76 гудит движками, открытая рампа…Аэродром пытаются блокировать, скорей, скорей… В руках ребенок, коляска, чемодан… Седину я закрашиваю. В мои-то годы…».

«Муж у меня военный, но в этот день был в штатском. Я увидела, как он вынул пистолет и положил в карман. Сказал: «В метро идите впереди меня, чтобы я вас видел». В метро русских почти не было. На нас оглядывались, лица у всех напряженные. Только в аэропорту я поняла, что мы улетаем».

Таких историй сотни, и в каждой – боль, слезы, трагедия. А вот какими глазами смотрел на происходившее в те дни 12-летний мальчик, ныне – офицер Российской Армии:

«За нами приехали посреди ночи. В военный «уазик» сели я, мама и бабушка. Залезая в машину, споткнулся обо что-то лежащее в ногах: чуть позже, в свете редких проносящихся мимо фонарей, разглядел, что это автомат. Рядом с водителем сидел офицер. Ехали долго, петляли по темным закоулкам, объезжая блок-посты народнофронтовцев, которые запросто могли обстрелять тогда машину с черными армейскими номерами. По пути, утрамбовавшись поплотнее, забрали еще семью. В порту было много народа, в основном – женщины и дети. Паники и суматохи не было: погрузкой на военные гидрографические суда руководили офицеры флотилии. В трюме, куда нас определили, некуда было даже яблоку упасть. Помню, спал на каком-то громоздком приборе. То, что мы уже вышли из порта, я осознал лишь спустя некоторое время. Потом по нашему помещению пополз шумок: боевики на сухогрузах и танкерах блокируют выход из бухты. Мы проскочили, а вот идущий следом корабль с семьями военнослужащих флотилии – заблокировали. А там мамина сестра с моим братом… Только в Махачкале, куда после жуткой ночи в штормовом море нас доставили, мы узнали, что моряки все же сумели пробиться. Правда, для этого пришлось даже стрелять по идущим чуть ли не на таран танкерам. Несколько лет спустя, уже будучи курсантом, я узнал, что Народный фронт распространил тогда информацию, будто на кораблях флотилии вывозят трупы мирных бакинцев, «зверски убитых» военными. А ведь многие в эту чушь верят и по сей день».

Кто раскрасил зиму в черный цвет?

Одна из самых высоких точек Баку – парк имени С. Кирова, ныне переименованный в Нагорный парк, вот уже более 30 лет является местом паломничества для жителей столицы суверенного Азербайджана. Здесь, на появившейся 22 января 1990 года Аллее шахидов, захоронены 126 погибших в ту далекую зиму бакинцев. Боевики и случайные прохожие, те, кто сознательно шел на смерть, и кого она сама нашла шальной пулей в темных переулках – всех их поспешили объявить «шахидами», павшими борцами за свободу и независимость.

В пламенных речах над братской могилой лидеры националистов нагло лгали, пытаясь целиком и полностью возложить вину за пролитую кровь на на военных. Их же руками эта ложь была вписана очередной страницей в новейшую историю Азербайджана.

Да, среди жертв той страшной январской ночи, помимо непосредственно экстремистов, оказались и непричастные к массовым погромам и беспорядкам люди. Факт остается фактом, и отрицать его невозможно. Но сегодня, анализируя события января 1990 года, можно с абсолютной уверенностью сказать, что в гибели десятков мирных бакинцев повинны не те, кто, подчиняясь приказу, встал на защиту закона и порядка. Их жизни, не задумываясь, положили на алтарь своих псевдо-национальных интересов главари поднимавшего тогда голову сепаратизма. Свидетельств тому, что в предшествовавшие вводу войск месяцы Народный фронт вел активнейшую пропагандистскую и агитационную работу среди населения, предостаточно. В ходе операции военнослужащими в городе было обнаружено несколько складов с литературой и листовками экстремистского характера, в которых содержались призывы к джихаду и свержению действующей власти. У многих задержанных в те дни по подозрению к причастности к бандформированиям НФА находили головные повязки с арабской вязью – так называемые «венцы смертников», оружие, наркотики, самодельные взрывные устройства, документы на имена граждан иностранных государств: Турции, Ирана, Саудовской Аравии. Так не туда ли уходят настоящие корни бакинской трагедии?

Но кому охота ворошить историю в поисках никому не нужной правды. Сквозь призму времени все видится в несколько ином свете: кордоны из грузовиков, автобусов и легковушек кажутся символическими, виселицы, возведенные на площади Ленина, – бутафорскими, а обезумевшие от крови толпы вооруженных погромщиков легко представляются мирными демонстрантами. Тем более что доказывать обратное больше никому не нужно, ведь ни страны, в одной из республик которой все это случилось, ни армии, на которую тогда вылили смачный ушат грязи, уже не существует. Нелепо и впопыхах слепленные обвинения, которые легко, словно карточный домик, можно было разрушить железобетонными фактами, остались без опровержения. А значит, для всего цивилизованного мира стали истиной в последней инстанции.