Мифы и правда о детских психологических травмах — интервью с психологом Ириной Токаревой

23 ноября 2020, 20:10 — Общественная служба новостей — ОСН

Множество детских травм, которые затем мешают человеку прожить нормальную взрослую жизнь, можно избежать при правильном воспитании ребёнка родителями. О том, как правильно помочь ребёнку в сложной ситуации, как заставить его рассказать о произошедшем насилии в интервью руководителю Центра добрых дел Сабине Цветковой в эфире Общественной службы новостей рассказала клинический психолог, кандидат психологических наук, психотерапевт Ирина Токарева.

Сегодня у нас чрезвычайно важная беседа. На мой взгляд, кажущаяся максимально актуальной в свете последних событий. Я сейчас говорю о событии вопиющем, которое произошло буквально недавно в Новосибирске. Эта страшная история, когда медицинский персонал позволил себе абсолютно грубейшее отношение к детям. Физическое воздействие недопустимо, а там это продолжалось около семи лет по показаниям и рассказам мамочек, чьи дети там лежали и проходили лечение.

Мы начали выяснять эту ситуацию, бороться с ней. Было возбуждено по уголовному делу на этих двух героинь видеороликов, которые попали в социальные сети. Но мы же прекрасно с вами понимаем, что это не единичный случай. Такие ситуации сплошь и рядом. Как в больнице, так и в детских садах, так и просто во дворе или в школе. Я ни в коем случае не хочу говорить, что все плохие, все виноваты. О нет, я с огромным уважением отношусь к педагогическому составу, медицинскому сообществу. Конечно, это такая профессиональная деформация, когда человек допускает такие вопиющие случаи. И, конечно же, повреждает психологическое состояние человека.

Сегодня я с огромным удовольствием хочу познакомить вас с невероятной женщиной. Клинический психолог, кандидат психологических наук, психотерапевт Ирина Феликсовна Токарева. Здравствуйте.

— Здравствуйте, благодарю за приглашение. С удовольствием на него откликнулась.

Ирина Феликсовна, в свете последних событий огромное количество приходит вопросов. В первую очередь, как выявить состояние внутри ребёнка, а иногда, например, молчуна, что где-то за периметром семьи с ним происходит что-то ужасное. Что его кто-то обижает. Или сверстники, или педагоги. Как это выявить? И ещё небольшую ремарку, небольшой вопрос: как отличить правду от лжи? Ведь иногда дети у нас сказочники, в свою пользу что-то сочинили. Как это разобрать, разгадать и как это выявить, если мы заняты, у нас много работы, оставляем детей нянечкам, а иногда просто забываем с ними поговорить по душам. А у него за периметром дома и семьи происходит личная драма. Как это правильно разгадать?

— Поняла. Вы знаете, я бы хотела начать, как бы это ни было странно, со слов извинения. Потому что в недалёком прошлом я врач-педиатр с очень большим стажем. И мне эта ситуация кажется за гранью вообще чего-либо. Оценки быть не может. Она однозначна. И разговоры о том, что эмоционально сгорели, и тяжело жить, и маленькие заработные платы — это ничего не объясняет. Первое, что я бы хотела сказать — эта ситуация экстраординарная. Хотя она, как вы правильно сказали, не единственная. И параллельно где-то ещё это происходит. Но мои искренние сочувствия и родителям, семьям и детям.

Эмоционально сгорели, и тяжело жить, и маленькие заработные платы — это ничего не объясняет

blockquote

Как бы я ответила на ваш вопрос? Сразу нужно понять возраст ребёнка. О каком возрасте мы говорим? Потому что, в зависимости от возраста, это будут разные реакции, совершенно разные. Вот те дети, о которых вы говорите — уже что-то могли рассказать, ребёнок что-то мог донести. А дети, которые маленькие, и такие случаи бывают, когда родителей нет рядом, когда дети ещё не столь хорошо могут передать свою мысль.

Новосибирская туберкулёзная больница самый яркий пример детей, рядом с которыми не было родителей и которые были маленькими…

— Понимаете, ребёнок может быть и 3,5-4 лет один, а могут быть и двухлетки. Маленький ребёнок, если он находился в ситуации насилия, а это самое настоящее насилие физическое, может быть психологическое, у ребёнка очень меняется поведение. Ребёнок может вздрагивать, если этого раньше не было. Ребёнок может вплоть до того, что уйти в регресс. Что это такое? Представляете, ребёнка с хорошими навыками: писает в горшочек, какает, неплохо кушает, навыки самообслуживания. Вдруг всё это уходит в регресс: ребёнок начинает мочить простынку ночью, не может сходить в туалет на горшок. Вот это регресс на фоне травмы. Хуже начинает говорить, беспричинно плачет.

Родители говорят: «Ребёнка как будто подменили». Вот этот вот регресс — это я говорю про маленьких детей. Если ребёнок постарше и может что-то узнать. Вы знаете, есть же масса интересных вопросов для ребёнка. Не как дела? ответ хорошо нормально. А скажи, пожалуйста, что было интересного сегодня, что было грустного. Что я всегда очень люблю спрашивать у детей детского сада: «Скажи пожалуйста, а кто-нибудь сегодня в группе плакал? Скажи пожалуйста, а кого-то сегодня в группе ругали? Скажи пожалуйста, а кто сегодня капризничал?».

Ребёнок, который является свидетелем насилия — участник процесса. Это не проходит мимо ребёнка

blockquote

Я спрашиваю не ребёнка, а о том, что происходило вокруг и вы начинаете узнавать интереснейшие вещи. А почему для меня это очень важно? Потому что ребёнок, который является свидетелем насилия — участник этого процесса. Это не проходит мимо ребёнка. Нам надо это обязательно отметить. Мы иногда недооцениваем. Мы же не вашего ребёнка ругали или шлёпнули, или насильно посадили на горшок, или поставили голым во время тихого часа, если ребёнок баловался. Это всё случаи из практики. Но если ребёнок был свидетелем этого процесса, он уже нуждается в реабилитации.

Понимаете, вот такие нюансы. то есть мы ребёнка расспрашиваем. И, конечно же, эти дети тоже могут измениться в своём поведении. И я всегда обращаю внимание, когда у ребёнка вдруг появляются страхи. Вот не было никаких страхов, а тут они появились. Притом страх может быть один, а ситуация совершенно другая. То есть мы понимаем, что что-то вокруг ребёнка меняется.

К сожалению, мы должны с вами сказать, что бывают ситуации, которые скрыты детьми. Почему? Я не говорю о детях, которые вот просто очень молчаливые. Это бывает реже. Чаще мы наказываем своих детей за то, что они что-то сделали не так. И ребёнок, боясь, что ещё мы накажем за какой-то проступок… Ну, например, давайте самый банальный: ребёнок баловался за столом в детском саду и опрокинул на себя миску с едой и ещё кого-то облил этим супом. Ребёнка наказали. Наказать можно по разному.

Но мы же с вами прекрасно понимаем, что когда наши дети балуются за столом дома, мы тоже не приветствуем перевёрнутые тарелки. И будем тоже говорить или даже строго что-то скажем. И ребёнок боится нам рассказать об этом: что его отшлёпали по попе, что его там держали два часа где-то в углу. Он будет бояться. Это тоже нужно отметить. Что ребёнок часто не говорит, потому что он боится наказания от нас. Ну, что я могу сказать, больше расспрашиваем. Именно выстраиваем диалог с ребёнком. Больше и больше расспрашиваем. Но, конечно же, основные наши звоночки — это тревожность повышенная у ребёнка, изменившееся поведение.

Лучший вариант, я вам скажу — ребёнок не хочет идти в детский сад. Лучший вариант. Тут надо сразу понять: вчера ходил, позавчера ходил, год ходил, потом не хочет идти. Как? Что делать родителям? Это только пока про детский сад. Собрать свою волю и эмоции в кулак. И очень деликатно прийти и спросить: «Уважаемые воспитатели, а что у вас происходит. расскажите пожалуйста. Вот у нас такая такая-то ситуация. Я вас не обвиняю, но может быть. Я вас не хочу ни в чём обвинять, обратите, пожалуйста, внимание на моего ребёнка».

Что делать родителям? Собрать свою волю и эмоции в кулак. И очень деликатно прийти и спросить

blockquote

Вы знаете, из моей педиатрической практики расскажу неприятнейший случай. Так как врачи ещё ходят в детские сады и я… диспансеризацию мы проводили у детей. И открытая дверь, и там вот эта вот весёлая малышня двух лет, вы сами понимаете, их накормить очень тяжело. И я вижу, как нянечка ребёнка руками в рот. Одному одной рукой, другому другой рукой запихивает котлеты в рот. Быстрей, руками кормит. У меня был шок. Я встала в дверях и говорю «И-и-и». Потом был у нянечки шок, потому что такого делать нельзя. Эти дети никогда ничего не расскажут. Никогда и ничего. Они не понимают.

Но вот эта вот капризность ребёнка, да, плаксивость, нежелание идти в детский сад — всё-таки должны обратить наше внимание на это. Вот такие вот нюансы. Да слушаю, есть вопросы?

Как реагировать взрослым?

Вот мы некий анамнез такой собрали по поведению, по каким-то реакциям, по возникшим страхам. Заподозрили, что что-то не так. Это в лучшем случае, когда родители пригляделись внимательные родители и поняли, что что-то с ребёнком происходит. Путём правильных вопросов, начинают его выводить и узнают, что кто-то плакал почему-то и что-то там произошло. В худшем случае, когда, вот, выходит в социальные сети ролик с его ребёнком в главных ролях. Но родитель, факт, вдруг узнаёт, что с его ребёнком произошло или происходило на протяжении какого-то времени что-то страшное. Кто-то его бил, унижал, устраивал ему какие-то тёмные и так далее. Я чётко знаю, какая у меня будет реакция…

— Вы правильный вариант взяли — соцсеть. Давайте не соцсеть, а мама пришла. Мама из той же самой группы. И говорит: «Вы знаете, так сегодня вот эта, кто-то вот, кричала на вашего ребёнка. Он от страха плакал, дрожал, как осиновый листочек. понимаете, не надо даже социальные сети». Вы уже пойдёте узнавать, что случилось вообще-то.

Нет, сначала я хочу спросить: как мне, есть ли инструкция у вас, как у специалистов, как мне взять себя в руки и не побежать рвать на части этого там какого-нибудь человека, женщину, воспитателя и сотворять самосуд. Прежде, чем мы начнём разбираться с тем, что там произошло, как себя стабилизировать и направить в конструктивное русло?

— Первое, что хочу сразу сказать: я понимаю, ребёнка защищают. Это инстинкт. Ребёнка защищать надо. Но чего добьёмся? Вот прибежали, накричали. Сразу говорю: пожалуйста, не при детях, испугаете детей. Если это будет сцена, вот прям испугаете детей. Но кроме как криков, ещё и на вас же будет направлена агрессия администрации детского сада или больницы, всего чего угодно. Вот это на первом плане ничего не будет. А нам же надо справедливость. Нам надо, чтобы это было на поверхности и чтобы это было хотя бы рассмотрено администрацией. Второе, чтобы была восстановлена справедливость.

Поэтому, конечно, мы делаем строгое лицо, мягко говоря. Не надо ребёнка тащить в детский сад. Хотя, если следы побоев… Это тоже бывает — на попе пятерня взрослого человека. То, конечно, фотографируем, идём в поликлинику, берём справку. И это уже совсем другой разворот дела. Вы же знаете, что эти медицинские работники против них уголовная ответственность.

Нужно, чтобы это был не крик, а действие, направленное, на восстановление справедливости

blockquote

Поэтому вот именно в таком контексте, и потом идём и говорим не только с сотрудниками вот этой группы. А просим, чтобы при этом присутствовала администрация детского сада. Чтобы это был не крик, а действие, направленное, на восстановление справедливости. Не только ребёнка вашего, но и вообще детей. Ну, что подышать. Но понять, чего мы хотим добиться? Отомстить? Отомстили. Дальше что? Ведь против нас тоже будут направлены агрессия. Потому что будут защищать честь мундира, хотя сейчас это делается реже и реже.

Первичная такая реакция, когда хочется сделать также больно, как только… 

— Ну, вот давайте представим, что мы это сделали. Вот прямо пошли, ушат грязи вылили, лицо расцарапали. Дальше что?

Ну, душу отвели в какой-то степени…

— Хорошо, вот я предлагаю вот это, что я сейчас предложила сделать на пути в детский сад. Вот это всё прожить. Есть терапевтические методики, когда мы предлагаем человеку сцену эту воссоздать и участвовать в ней. Ругаться, кричать. Можно ещё представить свою агрессию. Она будет иметь свой специфический облик. И разрешить ей вырасти. Чтобы вот этот накал страсти ушёл. Опять же, не собираюсь защищать этих людей, которые сделали такие плохие деяния. И я на стороне буду родителей. Но вот чтобы не было просто криков и просто базара, а было реально, что мы хотим — восстановление справедливости.

Эмоции выйдут. Все попросят прощения. Мама получит удовлетворение и простит

blockquote

К сожалению, эмоции тут могут не послужить лучше в своей роли. Ну, не будет лучшего варианта. Хотя, конечно, ругаться и кричать — пожалуйста. Я люблю писать жалобы в вышестоящие инстанции. Вот просто реально люблю. Чтобы были не эмоции. Вы понимаете, что происходит? Эмоции выйдут. Все попросят прощения. Мама получит удовлетворение и простит. Она не захочет дальше в этом всём находиться. А должно же быть определённое процессуальное решение. Это же надо доводить до сведения вышестоящих организаций, а будут просить, чтобы она этого не делала. А я считаю, что это должно быть.

И здесь мы, наверное, подходим к самому главному нашему вопросу. Вот мы холодным разумом, безусловно, разрешили как-то этот вопрос. Восторжествовала справедливость — это всё вторично. Но мы остаёмся наедине со своим ребёнком. И уже понимая, что с ним происходило, перед нами, как перед родителями, встаёт очень важная задача: начать его… 

— Реабилитировать?

Да. Не просто поддерживать, а оказывать, пусть домашнюю терапию. Она, наверное, в какой-то степени даже важна…

— Конечно.

И оказать ему такую поддержку, чтобы он снова обрёл веру в себя и перестал бояться. Начал ходить в школу или детский сад. И у него появилась уверенность в самом себе. Как это сделать? Это же целая наука, безусловно. Но нам это нужно, как инструмент влияния на своих детей. Такого вот правильного влияния.

— Опять же, давайте сразу по возрасту. Я, в зависимости от возраста, буду давать рекомендации. Ранний детский возраст, потом дошкольный, потом школьный. Вот так прямо пойдём. По поводу раннего детского возраста, что хотелось бы сказать: душещипательное зрелище, без юмора говорю, когда маленькие дети вынуждены переносить тяжёлые медицинские манипуляции. Мы вот об этом не говорим. Они могут быть нормативными, но они ребёнком воспринимаются, как тяжелейшее насилие. Потому что ребёнок не понимает, зачем это было сделано.

И я говорю всегда, что мы ребёнка начинаем лечить телом. Своим телом. Тело было затронуто и тело же будет восстанавливать. Обнимаем, прижимаем к себе, носим на ручках. Все эти разговоры, что разбалываем… Не разбалываем. Наше материнское тело, отеческое тело — защита. Мы через тело даём защиту. Мы же понимаем, что эта манипуляция была нужна. Ребёнок не понимает. То есть через тело, поглаживание, режим максимального принятия. Никаких новых обучающих там каких-то — ничего. Вот мы должны застабилизировать ребёнка на любви, на принятии и так далее, и тому подобное.

Тяжёлые медицинские манипуляции ребёнком воспринимаются, как тяжелейшее насилие

blockquote

Как только ребёнок может говорить, мы ребёнку всё объясняем. Мы имеем право сказать, что взрослый человек плохой. Что действие это было отвратительным. Что мы никогда никому не позволим тебя обидеть. То есть, мы всё на словам объясняем. Затем, что мы делаем с ребёнком? Я очень люблю, когда родители обращают внимание на эмоции ребёнка. И, в общем-то, если у нас нет возможности обратиться за профессиональной помощью, то хотя бы нарисовать. «Нарисуй, как тебе грустно и я нарисую, как мне грустно. Я тоже расстраиваюсь, потому что обидели моего ребёнка. Нарисуй, как тебе грустно. А вот скажи, пожалуйста, как бы выглядел рисунок, когда тебе весело, когда тебе радостно. Давай я нарисую этот рисунок. А почувствуй своё тело, как твоё тело реагирует, когда ты рисуешь радость. А давай представим, что эта радость пришла к нам в тело и мы её приняли». Это то, что я буду делать у себя в кабинете. Примерно будет тоже самое.

Я начинаю эмоции ребёнка восстанавливать. Но опять же, мы всё проговариваем. Мы даём ему вербальную поддержку. Мы учим ребёнка говорить. Это нам очень важно. Поддержка. Мы можем говорить тихо, мы говорим спокойно. Дома никаких скандалов. Никакого в присутствии ребёнка муссирования. Папы там рвут тельняшку: «Пойду, всех попереубиваю». Никаких в присутствии ребёнка. Мы ребёнка взяли из травмы, вытащили его оттуда. Не надо нашими пережёвываниями возвращать его в травму. Всё вне ребёнка. Вы его оттуда взяли, вы только его восстанавливаете. И мы ребёнку читаем на ночь только счастливые, радостные сказки. Мы смотрим только радостные мультфильмы. Пожалуйста, фильтруйте всё. Мы даём радостную посуду. мы всю жизнь поменяли на радугу. Мы искусственно даём ребёнку другую реальность. Это надо чётко отслеживать.

Мы ребёнку читаем на ночь только счастливые сказки, смотрим радостные мультфильмы

blockquote

И я повторюсь, никакого опять переживания травматического события теперь уже родителем. И, пожалуйста, не надо слов таких «Я чуть не умерла, когда узнала про это». Ребёнок не должен про это услышать. Вы сильные, мужественные, любящие. «Вот я спать не могу, я так переживаю». Можете. Вы же находитесь в травме и туда нечаянно тяните ребёнка. Ваше стабильное состояние родительское — это та среда, где восстанавливается ребёнок. Запомнить навсегда. Вы стабильны, уверенны, наполнены чувством справедливости по отношению к миру и любовью к своему ребёнку.

Теперь про школьников. Вы знаете, это совершенная дикость, но уже мне сказали, что даже в первом классе бывают элементы буллинга. Для меня это дикость, это раньше было у значительно старших детей. Если это есть и вам ребёнок уже рассказал, что кто-то обидел, кто-то забрал игрушку, кто-то пинал портфель, а учительница почему-то не присутствовала. Вот, совершенно точно я вам дам рекомендации. Без пособничества взрослых, такого никогда в школах не будет. Это взрослое попустительство. Поэтому не разбираясь с ребёнком. Это нельзя делать. Мы приходим и говорим: друзья, что происходит в вашей школе, в вашем классе. Потому что буллинг это очень серьёзная тема и директора её очень бояться.

Я требую, чтобы ситуация буллинга была выявлена и обсуждена на педагогическом совете

blockquote

Я требую, чтобы эта ситуация была выявлена и обсуждена на педагогическом совете и я хочу знать результаты. Вот тут вот очень жёсткая родительская позиция. «Что произошло, почему мой ребёнок стал изгоем, почему с моим ребёнком так обошлись?» Потому что это 100% взрослая ошибка. Во взрослом мы говорим. Детей можно не трогать в классе. Я видела, как за два часа весь класс полностью менялся при грамотно проведённой работе. Не бояться ни в коем случае. Если понадобиться родителям они могут найти рекомендации по буллингу, куда обращаться, что говорить. Это очень много описано. Как быть нам? Приходить и защищать своего ребёнка. Не стесняясь. Ничего не сделают, поверьте.

Насилие в школе: как узнать

Ирина Феликсовна, на самом деле очень много вопросов. Вот вы говорите, а у меня всё внахлёст: хочется и тут переспросить, и здесь. Я понимаю, что мы не обсудим всё и не сможем объять необъятное. Вот здесь буквально небольшая ремарка: ведь не всегда в буллинге виноват взрослый. Я сейчас объясню, не то, что я вам, ни в коем случае, противоречу. Иногда это же бывает тихо за углом: «После уроков мы с тобой встретимся и разберёмся». И об этом никто не знает: ни учителя, ни директор, ни завуч и так далее. Это внутренние разборки двух компаний или одного и второго молодого человека или девочек. 

— Это уже третий-четвёртый класс. Это не про первый.

Да-да-да. Это четвёртый и взрослее. У них какие-то понятные взаимодействия. И здесь не виноваты взрослые. У них уже свои отношения.

— Потому что, когда свои отношения это уже больше подростки. Потому что, когда вы говорите, что вот мы после школы разберёмся, вот до пятого класса этого практически не бывает. Это изгойство оно видно в школе. Его не скрыть. И учительница заметит. И она будет на этом акцентировать внимание, что какой-то ребёнок обижен больше. Или ведёт себя так, что восстановил против себя весь класс. Такое тоже может быть. Тогда учительница приглашает родителей и как-то проблему решает. А вариант, как вы сказали, что, вот, мы с тобой разберёмся — это вопрос доверия детей и взрослых. Вопрос доверия. Мы с вами ничего не сможем обсудить, если ребёнок будет скрывать это.

Но, если родители увидели, что есть синяки, порванная одежда, порванный портфель, тетрадки порванные. Ведь может быть не физическое насилие, а мы уничтожаем то, что ты делал. И тебя за это накажут, будут плохие оценки. Вот тут, конечно же, спросить ребёнка с полной любовью. Дети не хотят об этом говорить, потому что они ещё более будут осмеяны в классе. Они не хотят защиты. И тогда родители идут в школу и пытаются что-то узнать. Хотя бы что-то узнать.

Вопрос доверия. Мы с вами ничего не сможем обсудить, если ребёнок будет скрывать это

blockquote

Это хорошо, если в школе. А если это вне школы и другая компания, то только доверие к людям. Это очень серьёзная работа и, наверное, это не сегодняшний формат. Это совсем другая история. Не когда ребёнок оказался жертвой взрослых людей. Это про другое немного.

Тема буллинга — отдельная история. Я надеюсь, мы соберёмся, ещё раз увидимся и отдельно обсудим этот вопрос. Он очень тонкий, очень хрупкий и я бы к нему подошла отдельно.

— Да, давайте мы в ту ситуацию, когда взрослые нанесли психологическую и физическую травму ребёнку. Вот тут что делать?

Как помочь себе, если перенёс детскую травму

Да. И в рамках нашей сегодняшней заданной темы есть ещё один блок, который мне очень интересен, потому что многие задавали вопросы и рассказывали о тех сложных периодах их жизни в детстве, которые, и событий, которые с ними происходили. Что я имею ввиду? Прям на примерах. Учитель музыки побил девочку, потому что она взяла не ту ноту. Учитель вокала поднял руку и побил девочку, потому что она неправильно спела. То есть, к чему я веду, мы получили психологическую травму в детстве. Когда-то кто-то обидел маленького ребёнка.

Дальше мы вырастаем, но эта обида, так как никто с нами не работал, времена, может быть были другие, психотерапевты нам не повстречались правильные и нужные, да и мы сами не справились с этой психологической обидой, она в нас настолько глубоко проросла корнями, что дожив до зрелых лет, мы до сих пор помним ту травму, которую мы когда-то получили. И пронесли её через всю жизнь, и помним, и знаем, и переживаем эту боль, как будто она случилась буквально вчера. Существует ли механизм помощи таким людям, которые, получив травму в детстве, принесли её во взрослую жизнь и не отпустили её? 

— Ну, процентов 80 психотерапевтической работы взрослого человека начинается с этого. Или это вскрывается во время терапии. Конечно, это одно из ведущих направлений: работа с ранними детскими воспоминаниями. Но мы сегодня говорим именно о той тяжёлой психологической или физической травматизации, которую пережил взрослый человек и она преследует его. Сопровождает его жизнь. Масса способов, масса методов. Давайте будем говорить о том варианте, то, что вы рассказали. Некоторых людей это и поломало. Вот это худший вариант, мы его сегодня обсуждать не будем. А вот этот вот, когда музыкальная школа, а в детском саду? А в детском саду, сколько приходит детских травм, когда насильно кормили? И взрослый человек не переносит какого-то вида пищи определённой. Или какое-то было наказание.

А в детском саду, сколько приходит детских травм, когда насильно кормили?

blockquote

В моей практике взрослый человек, интереснейший человек, у которого на протяжение всей жизни было воспоминание, как его голым выставили в детском саду во время тихого часа. Это позор, понимаете? Это сексуальное насилие. Мы об этом тоже должны говорить обязательно. Кого-то обматерили на улице, девочек грязно оскорбили. Походя, проходя мимо. А женщина с этим в жизнь пришла во взрослую. И мы разбираемся с человеком, восстанавливаем её женственность, её восприятие себя. Что делать? А давайте с вами проведём маленький эксперимент: если мы хотим оставаться…

Ирина Феликсовна, я знаете, как хочу? Я хочу, чтобы, вот, сегодняшняя наша беседа прошла с таким вот результатом высоким, чтобы люди, которые даже не имеют возможности сходить, может быть даже моральной или материальной возможности позволить себе психотерапевта, чтобы может быть они услышали такой экспресс-метод. И им он подошёл и, вдруг, мы им немножечко, но поможем…

— Мы сейчас обсудим, конечно, как это делать. Давайте представим, я уж не буду такие крайние варианты брать. Давайте представим, что вот то, что вы сказали, маленького ребёнка на детской площадке оскорбил взрослый человек, обидел. И вот эта вот ситуация вспоминается и вспоминается постоянно. Ну, как, ну, почему. Ну, давайте представим с вами, что перед нами девочка или мальчик. Ну, девочка. Раз мы две девочки, будет девочка. Плачет, расстроена. Что мы с вами захотим сделать по отношению к ней? Конечно, поднять её на ручки, если она маленькая, прижать к себе или подойти к ребёнку, обнять, сказать: «Я тебя очень люблю. Я больше никогда, никому не позволю тебя оскорблять».

Мы про себя вспоминаем эту тяжёлую ситуацию для нас и даём поддержку этому ребёнку — нам самим

blockquote

То есть мы про себя, не надо громко вставать куда-то, про себя, вспоминаем эту тяжёлую ситуацию для нас и даём поддержку этому ребёнку — нам самим. И эти слова, которые мы говорим: «Ты самое ценное, что у меня есть. Прости, что я так редко тебе об этом говорю. Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом с тобой». И тут стоит напротив же нас этот мерзкий, гадкий взрослый человек. Что мы взрослые люди делаем обычно? Не дерёмся. Мы с вами договорились, мы не пугаем ребёнка.

Мы очень строго говорим со своей позиции взрослого человека, понимаете? Страдает внутри нас тот маленький ребёнок, что мы называем, внутренний ребёнок. Внутреннее травмированное дитя оно страдает. А взрослая женщина говорит этому господину или той же даме, дамы тоже могут быть очень жёсткими, «Я никогда вам больше не позволю оскорбить меня и этого ребёнка». И мы создаём образ «вреда». Как это делается? Вы же тоже сидите напротив и вспомните что-нибудь. Вот, когда вы видите плачущего ребёнка, вот эта плачущая девочка, что вы ощущаете в своём теле?

Ну, у меня в прошлый раз…

— Да, слёзы были. Да. А что в теле? Обычно в теле ощущается какая-то скованность, да? Холодок в груди. Сердцебиение. Какая-то телесная реакция будет очень характерно. И я прошу вас, а вот образ этого холодка в груди? У кого-то камень, у кого-то льдинка, у кого-то моток чего-то непонятного чёрного. У каждого свой опыт переживания. Мы назовём это причинённый вред. Потому что на меня крикнули, топнули. А я его приняла. Мы этот вред достаём и говорим: вот это ваш вред. Я вам его возвращаю. Никакого насилия, никакой ругани. Мы восстановили баланс. Мы взяли то, что нам бросили, как шматок грязи и нас запачкали, мы берём и отдаём. И чтобы внутренняя девочка это видела. «Вот видишь, я вернула этому человеку его вред». Это его вред. Как правило, внутренние дети успокаиваются. И мы каждый раз вспоминаем этот опыт и говорим: «Посмотри, какая я выросла. Я теперь тебя смогу защитить и обязательно восстановлю справедливость». Понимаете, вернуть вред? Это такая экспресс-ситуация, прекрасно, кстати работает.

Она настолько сильная, что, вот, вы сейчас рассказываете. И, представляешь себя маленькой, когда кто-то обижал. И ты обращаешься к себе маленькой и знаете, вот это обращение к самой себе, оно, мне кажется, вдвое увеличивает энергетическую, что ли, нить любви. Вроде и к ребёнку, а вроде и к себе и эта жалость удваивается…

— Не жалость, а любовь.

Да, любовь и сострадание. Вы говорите, а я всё это представляю себе довольно ярко и понимаю, что это уже работает.

— И вот, всё-таки, если это реальная была ситуация вреда — вернуть вред. Вот эта вот внутренняя жажда справедливости: почему со мной так обошлись? Почему вот эти люди так сделали? И я возвращаю чужое. Мы с взрослыми людьми говорим: простите, не знал, что нельзя брать чужое. И я отдаю его вам. Если событие не может быть преодолено — это не так дорого стоит, честное слово. Два-три визита к опытному психотерапевту взрослому человеку. Вы знаете, у меня же очень специфическая специализация: я работаю с психосоматическими заболеваниями, с депрессиями.

Вот вся психосоматика — она на какой-то проблеме. Очень часто — в детской травме

blockquote

Моё медицинское образование и психологическое нашли точки соприкосновения. Ведь сколько болезней несут в себе вот этот психологический триггер. Вот вся психосоматика — она на какой-то проблеме. Очень часто — в детской травме. И потом мы осознав этот травматический образ, сумев себе помочь, вдруг раз и куда-то уходит тахикардия, непонятные боли в области живота, когда мы встречаемся с ассоциативным событием. Нужно понять в опытные и любящие руки. И достаточно быстро решается вопрос. Особенно, у детей. Обожаю работать с травматизацией детей. Вот так раз-два-три и через образы мы всё восстановили и ребёнок идёт дальше без этого опыта. И жизнь по другому складывается, когда нет вот этого принятого опыта травматического. Я надеюсь, что кто-то сделает такое чудесное и наполнит себя любовью.

Почему родителям нельзя бить ребёнка?

Оно потрясающее. Бог миловал, у меня не было таких глубоких травм, скажем прямо. Но даже я почувствовала силу воздействия такой терапии. Возвращаясь к нашей теме, я хочу задать вам крайний вопрос. К сожалению, многие семьи до сих пор воспитывают своих детей иногда грешат рукоприкладством. И иногда дети получают настолько серьёзную травму внутри семьи. Настолько им больно, настолько им бывают тяжело получать вот эту вот… Когда их бьют, когда их оскорбляют любимые мамы с папой, что проблемы за периметром мелочами кажутся. Я просто знаю такие семьи и ничего не могу сделать. Но я искренне хочу, чтобы вы, как специалист, обязательно сегодня обозначили: а чего мы добиваемся, что мы получим на выходе от таких детей? Я вас прямо спрошу: можно ли бить детей? 

— Кстати, вопрос очень сложный. И он напрямую идёт с тем, со вторым вопросом, что дети не будут говорить: что там, что тут. Может быть родители их защитят. Но ребёнка же наказывают. Родители узнали бы, они бы защитили. Потому что родители, наказывая, не разрешат другому человеку это сделать. Но ребёнок не расскажет. Потому что в его системе ценностей, ребёнка, физическое наказание — это вариант обращения к силе.

Но дети очень крепко получают дома. Очень крепко.

— К великому сожалению. Вы знаете, я категорически противница физического наказания. Но из своего материнского опыта, у меня был очень драчливый старший сын. У него не всё было просто так со здоровьем, там были понятны вспышки гнева у маленького. Я, к сожалению, тогда была не очень профессиональным педиатром и не могла это понять. Я его дёргала за руку и уводила с детской площадки, чтобы он не дрался. «Всё, одни будем гулять!» Могла оттащить за курточку, чтобы он не смел драться. Бушевал, было такое на моей памяти. Странный такой, да. Агрессию агрессией. Что делать родителям, если они решили, что не справляются с ребёнком без физического наказания.

Справиться с ребёнком маленьким без физического наказания можно и легко. Это мы не можем терпеть

blockquote

Значит, друзья, давайте решим, что справиться с ребёнком маленьким без физического наказания можно и легко. Это мы не можем терпеть. Мы. Когда наш ребёнок валяется на полу или где-то в прилюдном месте и нам стыдно, что это мы плохие родители. У меня есть чудесные коллеги, чудесные по-настоящему психологи. И одна моя коллега выложила в свой инстаграм видеосценку, когда в аэропорту её младшая дочка валяется на полу, закатывает истерику. Она её выкладывает эту картинку. Я звоню и говорю ей: «Маша, слушай, а ты как вот это вот». Она мне говорит: «Я горжусь ей. Я уставшая, я бы никогда не позволила себе валяться на полу. А она устала и валялась. Повалялась, встала и пошла». Почему мы наказываем своих детей? Мы не выдерживаем детских отрицательных эмоций.

Встаньте рядом и смотрите. «Я принимаю твои эмоции, ты можешь кричать»

blockquote

Это мы их боимся. Вот что сделать? Как быть родителям? Кто-то не выдержал, не смог. Вот встаньте рядом и смотрите. «Я принимаю твои эмоции, ты можешь кричать». Вот это зрелое родительское. Ребёнок имеет право быть уставшим, кричать, визжать. «Покричал, повалялся, встал и пошли. Разбираться потом». Если всё-таки мы с вами говорим о той сложной ситуации, когда мне говорят «Меня в детстве били и я таким вырос, и я так наказываю».

Кстати, между прочем, очень многие, после того, как их били в детстве, вырастаю и говорят: «Я бы была или был благодарен, если бы меня ещё жёстче воспитывали». И они это проецируют на своих детей и тоже прикладывают их нехило. Считают, что только рукоприкладство может быть хорошей ответочкой по поводу любого хулиганства их ребёнка. А будет их бояться, ребёнок своих родителей, значит этот страх сведёт к минимуму какие-то плохие поступки. 

— Мы с вами улыбнёмся, да, по этому поводу? Наивные взрослые люди. По другому не сказать. Я сразу за кадром оставлю психосоматические заболевания этих взрослых людей, их поведенческие нарушения, которые считают, что надо насилие и тогда будут хорошие члены нашего общества. Там столько болезней за этим всем. И, извините, зависимость. Практически все люди, страдающие хроническим алкоголизмом — имели свой чудесный опыт насилия в семье. Вот это такое резюме. Но, на что я хочу обратить внимание. Если ребёнок принял возможность насилия к себе от родителей, он от других тоже примет возможность насилия.

Если ребёнок принял возможность насилия к себе от родителей, он примет её и от других

blockquote

Если вы хотите, чтобы вашего ребёнка прессовали, унижали, перешагивали через его человеческое достоинство — в добрый путь. Это судьба, которое вы уготовили своему ребёнку. Я не говорю про избиение в семье девочек. Это отдельная тема. Вот женщина, которая позволяет себя бить с детского возраста — это масса гинекологических заболеваний, это обесцененная женская судьба. Это очень грустно.

Если мальчик ещё как-то эти мужские взаимоотношения могут быть какие-то физические нечасто. Потому что и мальчиков ломает. То наказания физические девочке — жирный крест на её женской судьбе. И не надо рассказывать мне сказки, о том, что у нас счастливые женщины, которые пережили элементы домашнего насилия.

Наказания физические девочке — жирный крест на её женской судьбе

blockquote

Если мы не хотим, чтобы наши дети болели, были в позе подчинения. И, самое грустное, вот та любовь, которую не дают родители, она будет получена где-то в другом месте не самыми лучшими людьми. И вот эти вот стайки подростковые. Почему они сбиваются в стайки? Потому что там есть иллюзия принятия и признания, чего нет дома. Детская наркомания, к великому сожалению, она существует. Я принципиально не общаюсь с такими семьями. Не хочу просто. Но я одно время была вынуждена с ними работать, меня просили консультировать. Но ни одной истинно любящей семьи… Если не физическое насилие, то психологическое унижение. Вот эта травматизация души — она калечит и какие-то совершенно грустнейшие слова можно сказать по поводу этой судьбы.

Трижды подумать, почему мы такие беспомощные и слабые взрослые, что мы бьём ребёнка

blockquote

Я за контроль родительский. Я за наказание, как ограничение свободы. Я за наказание, как ограничение возможностей экстра, льгот, благ дополнительных. Я против игнорирования ребёнка и молчания. Когда ребёнок в семье изгой — это страшно. Я против физического наказания и против унижения. Вот против. Надо трижды подумать, почему мы такие беспомощные и слабые взрослые, что мы бьём ребёнка. Трижды подумайте.