Чему россиян научил «Черный понедельник»: 22-я годовщина дефолта 1998 года

17 августа 1998 года произошло событие, которое привело страну к сильнейшему кризису – Россия объявила дефолт по краткосрочным облигациям. Уже через несколько месяцев рубль обесценился втрое, банковская система оказалась парализована, а уровень жизни опустился до критических значений, увлекая за собой доверие к власти. В народе этот день получил название «Черный понедельник». Впрочем, начало последнему было положено несколькими днями ранее.

Все под контролем?

«Девальвации рубля не будет. Это твердо и четко. Мое утверждение – не просто моя фантазия, и не потому, что я не хотел бы девальвации. Мое утверждение базируется на том, что все просчитано. Работа по отслеживанию положения проводится каждые сутки. Положение полностью контролируется», – заявляет президент России Борис Ельцин 14 августа 1998 года. Через три дня правительство объявило о техническом дефолте.

В результате дефолта больше всего пострадала российская банковская система – потери составляли 100-150 млрд руб., объем ВВП снизился на 10%, объем инвестиций — на 15%. Вклады населения в некоторых коммерческих банках упали на 15% в рублевом исчислении, а в реальном выражении — на 52%.

Экономика — не человек, она оправилась достаточно быстро. Падение курса рубля, удорожившее экспорт и ускорившее импортозамещение, способствовало росту промышленности. Из-за девальвации рубля цены на импортные товары внутри страны подскочили, а цены отечественных товаров за границей упали, что позволило им занять внутренний рынок. Так, «Глория-Джинс» в тот период увеличила производство на 50%; продукция компании «Вимм-Билль-Данн» потеснила на полках импортное молоко; производство водки в 1999 году выросло на 50%. Одновременно девальвация рубля помогла российским компаниям выйти на новые рынки: «Лаборатория Касперского» в 1999 году открыла офис в Великобритании, ABBYY — в США.

Свою роль сыграло и то, что премьер-министром в сентябре 1998 года стал Евгений Примаков. «Он просто ничего не делал, и это помогло промышленности вырасти в 1999 году на 20%», — вспоминал Борис Немцов, который до кризиса был зампредом правительства.

«С точки зрения стороннего наблюдателя российские власти в тот период совершенно не соответствовали своему предназначению», — пишет профессор Высшей школы экономики Мартин Гилман в своей книге «Дефолт, которого могло не быть». Некоторые предприниматели, имевшие крупные задолженности по кредитам, срочно распродавали активы своих предприятий, а что-то выводили за границу. Власти на это в большинстве случаев смотрели сквозь пальцы, а то и вовсе помогали нарушителям.

Между тем требовалось срочно решать что-то с пострадавшими вкладчиками, развалившейся системой взаиморасчетов, сокращением налоговых поступлений, растаскиванием активов и, наконец, что-то предпринимать в отношении многочисленных и крайне недовольных инвесторов. Одновременно отмечались злоупотребления временным мораторием на погашение внешних долгов банков. «Кругом звучали взаимные угрозы, затевались судебные разбирательства.Наконец, широкое распространение получило высказывание одного банкира: «Я скорее соглашусь есть ядерные отходы, чем снова инвестировать в Россию», – отмечает Гилман.

Уроки дефолта: заначки и жесткая экономия

Сразу после августовских событий вероятность гиперинфляции и экономического коллапса казалась вполне реальной. В сентябре кризис стал еще серьезнее: сказались девальвация рубля и падение доверия к нему. В августе цены на потребительские товары выросли на 3,7%, а в сентябре – сразу на 38,4%.

Дефицит наличных долларов и даже рублей резко отразился на розничной торговле, почти полностью прекратился завоз импортных потребительских товаров. «Повсеместно стали возникать очереди в магазинах; казалось, что вот-вот наступят вновь советские времена. Привыкшие к таким прихотям судьбы россияне относились к этому с обреченным спокойствием», – считает Мартин Гилман.

По его мнению, за пределами Москвы и некоторых других крупных промышленных центров ухудшение положения ощущалось не столь резко. Объясняется это тем, что достижения предыдущего периода не успели распространиться на провинцию, а потому и финансовый крах ее практически не коснулся.

Уже в ноябре 1998 года в ходе общероссийского опроса 63% опрошенных семей сообщали, что им пришлось отказаться от многих статей расходов, и уровень потребления их семьи существенно снизился, по сравнению с докризисным. И лишь 11% семей считали, что уровень их потребления удалось сохранить. Такие данные приводит «Вестник общественного мнения», который издает Левада-Центр.

Многие семьи тотально отказывались от покупок товаров повседневного спроса, одежды и обуви. 33% опрошенных отложили обновление бытовой и электронной техники, 7% – покупку автомобиля, 5% – покупку жилья. Для большинства новые приобретения стали возможны лишь в середине 2000-х, когда денег у людей стало больше.

Многие семьи отказывались от покупок товаров повседневного спроса, одежды и обуви

21% семей сообщили, что вынуждены были отказаться от медицинских услуг, так как не имели возможности их оплачивать. Даже базовые потребности россиян в здравоохранении и безопасности оказались под угрозой.

Снижение реальных доходов не могло не отразиться на структуре питания, и некоторые «следы» этого шока были видны даже по данным опросов в середине 2000 года. Значительное число российских семей существенно ограничили потребление даже основных продуктов: мяса и рыбы, фруктов, молочной продукции, кондитерских изделий. Если в 1996 году 29% малообеспеченных семей сообщали, что вынуждены постоянно отказываться от покупок молочных продуктов, то в 2000 года таких семей среди малообеспеченных было 46%.

Причины драматического снижения уровня жизни в первые месяцы после кризиса 1998 года связывают не только с опережающим ростом цен, но также с ростом задолженности и нерегулярности выплат зарплат и пенсий.

По данным опросов, лишь четверть российских семей на момент кризиса имели какие-либо сбережения. И если половина имеющих сбережения ничего не предпринимала для того, чтобы обезопасить их, то 37% имевших на момент кризиса сбережения поспешили потратить эти средства как на ранее запланированные покупки, так и на покупку товаров «про запас».

У большинства же других семей свободных средств на момент дефолта практически не было: если и были деньги «на черный день», то никак не на «черные месяцы». Спустя три месяца после дефолта 16% опрошенных сообщали, что оказались в экстремально плохой ситуации: разорились, не смогли отдать долги, а 1,6% опрошенных потеряли собственный бизнес.

Антикризисный опыт очень сильно закаляет людей

«Самое главное — люди в тот момент научились очень серьезно считать деньги. Люди до этого жили в парадигме «перехватим», «возьмем», «займем», то есть управление своей ликвидностью не было у нас приоритетом. Дефолт многих людей научил иметь обязательную заначку, в том числе и валютную. И для бизнеса, и для обычной жизни. Антикризисный опыт очень сильно закаляет людей», — считает первый заместитель генерального директора рейтингового агентства «Эксперт РА» Марина Чекурова.

Одновременно с августовским дефолтом по общероссийским опросам был зафиксирован и экстремальный уровень пессимизма россиян в оценках своего будущего, в частности, материального положения семей. 55% опрошенных ожидали дальнейшего ухудшения материального положения их семей, 17% считали, что их нынешнее положение не изменится. На вопрос о том, через какое время большинство жителей России приспособится к произошедшим переменам, 44% опрошенных ответили, что для большинства жителей последствия кризиса невосполнимы и в сложившихся условиях источника улучшения нет.